36.Приключения Никиты

  В день ухода товарищей Горохов проснулся довольно поздно; его разбудили голоса женщин:

  - Где Аннуир? Она, видно, сбежала ночью к своему мужу, белому колдуну! Не послушалась запрета!..

  - Идите и приведите ее сюда! - раздался голос Амнундака.

  - Тащите ее за волосы, если не пойдет! - прибавил женский голос.

  Тут Горохов вспомнил, что его товарищи собирались уйти в эту ночь, и ему стало тяжело. Он быстро начал одеваться, чтобы узнать, ушли ли они. Но раньше чем он кончил, вернулась Аннуэн и две другие женщины, посланные за Аннуир, и заявили огорченным тоном:

  - Жилище пусто, нет Аннуир, нет белых колдунов, одна собака осталась!

  - Хорошо ли вы смотрели? Они, верно, зарылись в одеяла и спят, - сказал Горохов.

  - Мы хотели войти, но собака начала ворчать на нас. Мы покричали - никто не отозвался. Разве умерли?

  - Ну, я посмотрю сам, - заявил Горохов, направляясь к выходу.

  - Приведи Аннуир сюда! - крикнул ему вождь.

  Горохов, идя к землянке, уже не сомневался, что товарищи ушли. Но он надеялся, что они оставили ему какое-нибудь указание, как объяснить онкилонам их поступок; во всяком случае, он хотел обдумать спокойно, что сказать Амнундаку, чтобы не ухудшить своего положения. В землянке его встретила ласковым визгом Пеструха, которую уходившие заперли, чтобы она не увязалась за Кротом и за ними. Его взгляд сразу упал на бумагу, приколотую к одному из столбов. Он прочитал ее по слогам несколько раз, чтобы лучше запомнить, и вернулся в землянку Амнундака.

  - А где Аннуир? - набросилась на него сейчас же Аннуэн.

  - Постой! Дай сказать! Белые люди пошли на свое стойбище за теплой одеждой. Видишь - снег, холодно, а у них одежда там. И мне обещали принести. Завтра к вечеру вернутся.

  - Откуда ты все это знаешь, если они ушли? - закричал Амнундак.

  - А вот здесь написано, они мне оставили письмо. На, прочитай! - сказал Горохов, подавив смех и протягивая бумагу. Амнундак повертел ее в руках, увидел на ней какие-то черные знаки и заявил:

  - Пошлю это шаману - он узнает, правда ли, что ты сказал.

  - А зачем Аннуир пошла с ними? У нее теплая одежда здесь! - не унималась ревнивая Аннуэн.

  - Значит, она сильнее любит, чем ты! - отрезал Горохов.

  - Вождь запретил мне любить его - я слушаюсь приказа вождя.

  - Вот именно, а она не слушается, потому что больше любит его.

  - Она только вторая жена, сама навязалась...

  - Довольно, женщина! - прервал Амнундак.

  Он сидел еще с бумагой в руках и не знал, что ему делать: послать ли немедленно погоню за ушедшими или поверить словам Горохова и подождать. В руках у него еще остался один из пришельцев, и ему казалось, что они не уйдут без своего товарища.

  И вдруг у него мелькнула мысль: а не пошли ли белые колдуны к священному озеру, чтобы высушить его, как в прошлый раз, когда они Горохова тоже оставили дома?

  Он оделся, вышел из землянки, вызвав с собой трех воинов, и велел им сходить к священному озеру и посмотреть, не там ли белые люди или не были ли там. Вернувшись, он сказал Горохову:

  - Ты оставайся здесь, в моем жилище, пока не вернутся другие.

  К обеду посланные вернулись и заявили Амнундаку:

  - Белых людей на священном озере нет, но они были там - мы видели их следы на снегу: три больших следа и один поменьше.

  - Вот видишь, ты солгал мне или они солгали тебе в своем письме!.. - вскричал Амнундак, обращаясь к Горохову, а потом спросил воинов: - А священное озеро опять высохло?

  - Нет, великий вождь, оно не высохло - оно стало даже больше, вода вышла из берегов, и к жертвенному камню нельзя подойти.

  Амнундак нахмурился: он не знал, хороший ли это или худой признак, что озеро вышло из берегов. И, как всегда в затруднительных случаях, понадеялся на шамана.

  - Идите и расскажите шаману, что вы видели... Постойте!.. Как вы узнали, что следы на снегу оставили белые люди? Вы знаете их обувь?

  - Следы, собственно, были медвежьи, - ответил старший из воинов, - но мы думаем, что белые колдуны могли превратиться в медведей, чтобы мы не узнали по следу, куда они ходили.

  Горохов расхохотался. Онкилоны с удивлением посмотрели на него, а Амнундак спросил сердито:

  - Почему тебе так весело?

  Горохов спохватился, что для него невыгодно разуверять онкилонов в могуществе белых, и ответил:

  - Мне стало смешно, что они и Аннуир превратили в медведицу: ведь их трое, а следов воины видели четыре.

  - Да, да, четвертый след поменьше - видно, женский! - подтвердили воины.

  - Хорошо, идите к шаману, - решил Амнундак.

  ...Вернувшись, посланные сообщили, что шаман сам хочет пойти к священному озеру, а потом придет сюда на моление, и велел приготовить жертвенного оленя.

  Горохов, за каждым шагом которого, по распоряжению Амнундака, следили воины, лежал на своей постели и думал, хорошо ли он сделал, что остался один у онкилонов. Если случатся опять какие-нибудь несчастия, онкилоны начнут их приписывать ему, или уходу его товарищей, или и тому и другому. Могут потребовать от него то, что он сделать не может, начнут угрожать... Мало ли что могут придумать эти люди!

  Не уйти ли тоже? Товарищи обещали ждать его двое суток. Только теперь его караулят, и уйти нелегко. А что еще намолит вечером шаман? Он совсем было приуныл, и только его жена Раку, подсевшая к нему, развлекла его своей болтовней.

  В сумерки явился шаман, пошептался с Амнундаком, потом сел к огню погреть свои костлявые руки; он глядел упорно на пламя, и губы его беззвучно двигались. Потом поднял голову и сказал:

  - Пора пришла!

  - Женщины, берите детей и идите в жилище белых людей - оно пустое. Сидите там, пока вас не позовут! - распорядился вождь.

  Горохову стало страшно. В последний раз женщин так же выслали из жилища на время моления, после которого последовала кровавая ночная жертва на берегу священного озера. О ней он узнал впервые сегодня от своей жены, которая случайно проболталась.

  Не задумал ли шаман и в этот раз ввести озеро в берега посредством жертвы? И этой жертвой будет он! Он похолодел, и сердце замерло в груди.

  - Иди и ты с женщинами в свое жилище!.. - обратился к нему Амнундак. - Женщины, смотрите, чтобы он никуда не уходил, - вы отвечаете за него!

  Это немного успокоило Горохова. Если бы его хотели принести в жертву, то незачем было отпускать его из жилища с одними женщинами.

  Если бы он знал, что Амнундак после его ухода велит двум воинам сторожить землянку снаружи, он не был бы так спокоен.

  Женщины наполнили опустевшую землянку смехом и болтовней, живо развели огонь и расселись вокруг него. Горохов улегся на свою постель и сейчас же протянул руку к ружью, которое всегда лежало рядом, у стенки. Ружья не оказалось. Кто его унес? Неужели товарищи? Едва ли они отняли у него это могущественное оружие. Но они тогда взяли бы и патроны; Горохов пошарил в котомке и нашел целую пачку. Очевидно, онкилоны по приказу Амнундака сегодня обшарили его постель и унесли эту страшную палку, выбрасывающую громы и молнии, чтобы лишить его возможности защищаться. Дело совсем дрянь; они, несомненно, замыслили недоброе.

  Горохов подозвал к себе Раку и под смех и болтовню женщин стал ее расспрашивать обиняками о намерении онкилонов. Но она не могла сообщить ему ничего определенного, только разные глупые женские разговоры о могуществе и пагубном влиянии белых колдунов.

  Вдруг Горохов вспомнил, что в последний раз, когда они ходили на свою базу, они принесли запасное ружье, совершенно новое, которое хотели на прощанье подарить Амнундаку. Не забыли ли его товарищи? Вот было бы счастье! Оно лежало в разобранном и запакованном виде в головах постели Горюнова, и онкилоны едва ли догадались, что этот сверток - тоже палка с молниями. Горохову захотелось сейчас же убедиться в этом. Ведь после моления ружье может очень понадобиться, чтобы защищать свою жизнь. Он отпустил Раку к остальным, а сам немного погодя перешел на постель Горюнова, объяснив, что здесь почетное место и веселее, чем в его углу. Он прилег, стал осторожно шарить и в глубине изголовья под шкурами и слоем сена нащупал сверток. Но как его развернуть и собрать ружье, не обратив на себя внимания женщин? Чем бы занять их? А не проделать ли все у них на глазах в виде фокуса, который произведет впечатление? Пожалуй, это будет самое лучшее - они увидят, что из бумаги и кусков вырастает страшная палка.

  Вытащив сверток, он сел на край постели, но не рядом с женщинами, и сказал, что покажет сейчас превращение <вот этой дубинки, взятой у людоедов, в палку, выбрасывающую громы и молнии>. Некоторые женщины закричали: <Ой, не надо!>, но любопытство большинства победило. Горохов начал развязывать сверток, упакованный еще в магазине в столице; развязав бечевки, он передал их женщинам, никогда еще не видавшим подобного. Бечевки пошли по рукам, и их разглядывали внимательно. Потом он развернул большие листы оберточной бумаги, также никогда не виданной онкилонами; и они пошли по рукам; женщины удивлялись <тонкой желтой коже>. Когда один лист, поднесенный слишком близко к огню, вспыхнул ярким пламенем, раздались крики ужаса и удивления - кожа так не горела. Пока все взоры были устремлены на пылавший лист, Горохов быстро собрал ружье - это была двустволка центрального боя, с одним нарезным стволом для пули, - взял его на прицел и воскликнул:

  - Вот и палка готова!

  Ближайшие к нему женщины отшатнулись и взвизгнули, воображая, что сейчас же из блестящей палки вылетит молния. Но Горохов засмеялся и сказал:

  - Не бойтесь, молния вылетит только в того, кто захочет сделать мне дурное, а вы все добрые женщины.

  Фокус произвел сильное впечатление: некоторые женщины знали, что у <полубелого> колдуна - так звали Горохова онкилоны между собой ввиду его смуглой кожи, в отличие от трех остальных, - сегодня унесли страшную палку, чтобы сделать его беззащитным. И вот он у них на глазах превратил какую-то дубинку в новую палку. Это нужно непременно рассказать мужчинам.

  Пачку патронов, бывшую при ружье, Горохов спрятал в карман, чтобы зарядить, когда понадобится. Обладание ружьем успокоило его. К нему вернулось хорошее настроение, и, держа ружье в руках, он сказал: - А теперь, женщины, потанцуйте, как в прошлый раз, когда вы были у нас в гостях! Я вам дарю вот эти ремешки и эту кожу, а вы потанцуйте, пока там шаман призывает духов.

  Приходилось повиноваться колдуну, обладавшему палкой. Но женщины вообще плясали охотно, особенно в долгую зимнюю ночь, а сейчас ведь была уже зима - снег лежал и не таял. И те, которые еще не разделись, войдя в землянку, сделали это теперь. Начался танец, описанный уже прежде, вокруг весело пылавшего костра, а Горохов, полуразвалившись на постели Горюнова, с ружьем в руках, покуривая трубку, смотрел на пляшущих женщин.

  Но в этот раз женщины не успели доплясаться до изнеможения - явился воин и сказал, что моление кончилось и можно вернуться в свое жилище.

  - Раку останется здесь, у меня... - заявил Горохов. - Раку, слышишь!

  - Амнундак сказал, чтобы и ты пришел в его жилище, - ответил воин.

  - Скажи Амнундаку, что я буду спать в своем жилище и Раку останется со мной! - решительно заявил Горохов.

  - Амнундак велел... - начал опять воин.

  - Я не онкилон и не подвластен Амнундаку, - прервал его Горохов. - Он не может мне приказывать... Раку, иди сюда!

  Одевавшиеся женщины удивленно переглядывались и перешептывались; воин был поражен. До сих пор белые колдуны ни разу не говорили таких слов и старались угождать вождю, хотя втайне вредили и создавали бедствия. А тут этот полубелый остался один и завел такую речь. Раку не знала, что ей делать: уходить ли с другими женщинами или остаться с Гороховым.

  - Раку, тебе говорю, не одевайся, а иди сюда, ко мне! - крикнул Горохов.

  Этот решительный тон подействовал, и Раку подошла к нему.

  - Садись тут, Раку! Когда все уйдут, мы будем ужинать.

  Женщины, забрав детей, одна за другой вышли из землянки; воин постоял в нерешительности и наконец ушел.

  Раку села и сказала:

  - Амнундак будет очень сердит. Он меня накажет за то, что я осталась здесь.

  - Не бойся, он не посмеет ничего сделать тебе. Вот увидишь! А теперь вари чай.

  Спокойствие Горохова подействовало на женщину, и она вернулась к своим хозяйским обязанностям. Они спокойно поужинали и собирались уже лечь спать, когда дверь отворилась и вошли четыре вооруженных воина. Старший из них заявил:

  - Амнундак сказал: ты не хочешь быть гостем в его жилище - оставайся здесь. Но он велел нам пройти к тебе, чтобы ты не оставался один без защиты. Мы будем здесь спать, место есть.

  <Ишь, как вывернулся, мудрец!> - подумал Горохов и сказал громко:

  - Очень хорошо придумал Амнундак! Ложитесь двое там, - он указал на постель Ордина, - и двое тут, - он указал на свое прежнее место. - А я буду на почетном месте, пока не вернутся другие белые люди.

  Три воина легли, не раздеваясь, а четвертый уселся у огня.

  - Они пришли караулить тебя, чтобы ты не убежал тайком, как другие белые люди, - прошептала Раку испуганно.

  - Они пришли защищать нас от вампу, медведей и подземных духов, глупая! - спокойно заявил Горохов, конечно вполне понявший намерения Амнундака.

  Но на ночь он принял некоторые предосторожности: сам лег к стене и ружье положил за собой у стены, зарядив один ствол пулей, другой - картечью. Пеструху уложил в ногах постели. Горохов знал, что собака не пустит никого к спящему хозяину.

  Ночь прошла спокойно. Воин, сидевший у костра, время от времени сменялся одним из спавших; он поддерживал огонь и дремал, прислонившись к столбу и держа в руках свое копье. Горохов спал крепко, но Раку всю ночь ворочалась с боку на бок: ее все-таки тревожила мысль, что сделает завтра Амнундак.

  Когда настало утро, воины ушли, но им на смену тотчас же явились Аннуэн и две другие женщины. Горохов еще спал, но Раку сейчас же вылезла к ним и стала расспрашивать, что поведали духи шаману, как отнесся вождь к отказу Горохова и ее неповиновению. Но женщины, очевидно получившие инструкции, ответили:

  - Что поведали духи, мы не знаем. Амнундак выслушал воина и сказал то, что передали посланные в ваше жилище; а про тебя ничего не сказал.

  Раку успокоилась, но Горохов, проснувшись и узнав результаты ее расспросов, не удовлетворился ими - ему важно было узнать, что наколдовал шаман. И в течение дня, который он провел в своем жилище и возле него на воздухе, Раку несколько раз ходила по его поручению в землянку вождя на разведку, но ничего не добилась. В первый раз она пошла с трепетом, думая, что ее женщины сейчас же схватят, разденут и высекут по приказу Амнундака: так обыкновенно наказывали за ссоры, лень, непослушание. Но Амнундак даже не обратил внимания на ее появление.

  Вечером Амнундак пришел к Горохову, уселся у огня и сказал:

  - Ты не хотел быть гостем у меня, а я вот пришел к тебе... Вот ты вчера сказал, что сегодня белые люди вернутся. Ночь уже пришла, а их нет. Что скажешь еще?

  Горохов, уже обдумавший за день, что ему делать, ответил спокойно:

  - Видишь снег на земле - идти трудно, лыж у них нет, потому и запоздали. Придут ночью или утром.

  - Отчего не взяли лыжи у онкилонов? - спросил Амнундак и, помолчав, прибавил: - Подожду до утра. Если не придут, пошлю воинов искать их - не случилось ли что-нибудь с ними.

  Он посидел еще немного, пожаловался, что снег лежит и не тает, зима наступила на целый месяц раньше времени, чем онкилоны встревожены. Потом поднялся и ушел. Вслед за ним собрались уходить и жены отсутствовавших, проведшие весь день в землянке. Уходя, они сказали:

  - Раку, иди возьми там свое молоко и лепешки.

  Раку, захватив посуду, отправилась с ними, но не вернулась. Вместо нее снова появились четыре воина на ночлег. Горохов долго ждал Раку и решил, что ее не пустили. Обдумав за день свое положение, он нашел его рискованным и понял, что в одиночестве ему не удастся долго противиться Амнундаку, что силой или хитростью у него отнимут ружье и тогда сделают с ним все, что велит шаман. Он мог еще догнать товарищей, обещавших ждать его двое суток, - срок истекал завтра вечером. И он решил бежать в эту ночь.