В путь-дорогу Через месяц Горюнов, снабженный деньгами и документами, выехал на восток, увозя инструменты и прочее снаряжение, в том числе три великолепные нарты и одну большую байдару, разбиравшуюся на части, которые в полчаса нетрудно было соединить друг с другом совершенно герметически. В ней могли поместиться четыре человека, три нарты с грузом и десять собак, что позволяло членам экспедиции совершить переезд через море в два приема. От Иркутска начался уже санный путь на лошадях через Качуг вниз по Лене - длинный и скучный путь по занесенному снегом бесконечному коридору замерзшей реки между ее высокими, часто скалистыми берегами, вплоть до Якутска, жалкой столицы сурового края административной ссылки. Дальше путь шел через низовья реки Алдана и по диким ущельям угрюмого Верхоянского хребта, затем по холмам и равнинам обширного бассейна реки Яны до ее устья, где приютилось на краю света занесенное снегом до крыш село Казачье. Уже от Якутска дня почти не было, а за хребтом началась полярная зимняя ночь; только звезды, луна и сполохи - северные сияния - освещали путь, если не было пурги. В конце февраля Горюнов с грузом прибыл в Казачье, где его товарищи подготовили все для экспедиции - тридцать собак, запас вяленой рыбы (юколы) для них, припасы для людей, полярную одежду, лыжи. Два опытных промышленника - якут Никита Горохов, брат пропавшего без вести спутника барона Толля, и казак Капитон Абрамович Никифоров согласились участвовать в экспедиции. Оба не раз побывали на Новосибирских островах, в последний раз с экспедицией, искавшей следы Толля и объездившей все берега. В существовании Земли Санникова оба были убеждены и утверждали, что видели ее в ясные дни с высот Котельного острова. Эта таинственная земля манила их не меньше, чем наших трех товарищей, и они были рады, что на их долю выпало счастье первыми посетить ее. Село Казачье стоит на плоском холме правого берега реки Яны, выше начала ее дельты, под 71‡ северной широты и у северной границы леса. Несколько изб казаков и купеческих домов, несколько юрт якутов и небольшая церковь разбросаны в беспорядке по холму и почти до крыш занесены снегом. Только дымки, вьющиеся из труб избушек, да снопы искр, вылетающие из юрт, где топятся чувалы (камины), и облепленная снегом колокольня выдают зимой жилье человека, немаловажное для всего севера Приянского края, несмотря на свои малые размеры. К северу, востоку и западу расстилается бесконечная ровная тундра, зимой - белая равнина, покрытая застругами, то есть плоскими твердыми сугробами, созданными и уплотненными свирепыми пургами, разгуливающими на просторе. На юге чернеет полоса чахлого, редкого леса, а на горизонте в ясные дни видны округленные высоты хребта Кулар, которые как бы отрезают янское устье от остального мира. За две недели были закончены все приготовления. И в половине марта, когда день уже продолжался часов одиннадцать, экспедиция тронулась в путь. Путешественников с их тремя нартами до Новосибирских островов сопровождали еще пять нарт с каюрами (вожаками), которые везли запас корма для собак, провизии и всякого снаряжения для людей, назначенного для склада на островах и для прокормления всех по дороге туда. Путь шел на северо-восток по одному из рукавов янской дельты, мимо брошенного поселения Устьянск, оставленного людьми из-за частых наводнений. Теперь это селение исчезло бесследно. В два дня благодаря ровной дороге дошли до устья. Низменная равнина незаметно переходила в поверхность моря, такую же белую и ровную. Но вблизи и вдали над ней плоскими буграми поднимались острова, а справа - мысы выдвигавшегося далеко на север берега материка. В этом направлении держали путь, пересекая бухты и стараясь хоть через день ночевать у берега, чтобы иметь топливо из плавника - деревьев, принесенных Яной с юга и выброшенных морем. Так миновали остров Ярок, мыс Манико с одинокой юртой, широкий Селяхский залив, мыс Туруктак, Ванькин мыс, мыс Дарычан. Отсюда до мыса Чуркина шли вдоль берега, затем пересекли Абеляхский залив и остановились в Гороховом стане, на южной стороне длинного мыса Святой Нос, которым кончается материк. На весь этот путь, около двухсот километров от устья, ушло четыре дня, потому что ехали не торопясь, чтобы не утомить сразу собак. Торосы (то есть глыбы льда, поставленные стоймя или нагроможденные грудами при нажиме ледяных полей друг на друга, представляющие главную трудность при езде по морю) в этом мелком огромном заливе, вдающемся между дельтой реки Лены и выступом Святого Носа, были невелики и недлинны, так что их можно было объезжать. Погода стояла пасмурная, но тихая. Горохов стан представлял две поварни, то есть избушки, выстроенные из плавника, конечно, без окон и без печей, но с чувалом - большим неуклюжим камином, который греет, только пока топится. В них по временам жили промышленники, добывавшие тюленей или моржей весной или осенью или охотившиеся на диких оленей и белых медведей. В день приезда на стан небо к вечеру прояснилось, и все три путешественника поспешили подняться на плоские высоты Святого Носа, закрывавшие вид на открытое море и представлявшие в береговых обрывах черные скалы базальта, когда-то излившегося в этой местности огненным потоком из земных недр. Карабкаясь с глыбы на глыбу, добрались до плоской поверхности мыса. Впереди белоснежной равниной расстилалось застывшее море, на котором то тут, то там тянулись неровные валы торосов, сильно занесенные снегом. За этой равниной на горизонте, прямо на севере, чуть виднелся Большой Ляховский остров - плоский бугор с четырьмя вершинами; кое-где черные пятна на белом фоне выдавали скалы и обрывы. Это ближайший из Новосибирских островов, знаменитый обилием мамонтовых бивней, за которыми и ездят промышленники. До него по прямой линии было километров шестьдесят - семьдесят. Путь наших исследователей лежал мимо него. Солнце зашло. С ледяной равнины потянул холодный ветерок, и наблюдатели поспешили спуститься засветло к стану, где в поварне уже пылал камин, клокотал подвешенный к огню чайник и котел с ужином. На дорожном ящике, заменявшем стол, были расставлены тарелки; ящики поменьше служили сиденьем. Горохов и Никифоров, сидя возле камина с трубками в зубах, с нетерпением ждали возвращения товарищей, чтобы приступить к ужину. Они успели уже все прибрать, распрячь собак, разложить спальные мешки. Из соседней поварни слышался говор и смех - там расположились каюры пяти нарт, сопровождавших экспедицию до островов. На следующее утро с восходом солнца караван из восьми нарт, запряженных восемью - десятью собаками, покинул материк и, обогнув скалы оконечности Святого Носа, потянулся через море на север. По ровным участкам, хотя и изборожденным застругами, собаки тянули быстро, так что люди на лыжах едва поспевали за ними. Но там, где путь преграждался грядой торосов, движение очень замедлялось, так как, выбрав более низкое место для прохода нарт, приходилось каждую из них протаскивать отдельно, прячем люди помогали собакам, одни подталкивая нарту сзади, другие направляя ее сбоку и поддерживая при помощи лыжных палок. Если среди глыб торосов не было удобного проезда, людям приходилось работать топорами, которые у всех были за поясом. Под ударами топоров лед, охлажденный зимними морозами до 30 - 40 градусов ниже нуля, разлетался на осколки со звоном, словно стекло. Во время этой работы собаки всех нарт, пользуясь остановкой, словно по команде, ложились отдыхать на снег, прекрасно зная, что стук топоров предвещает им четверть часа особенно трудной тяги. Так подвигались вперед то быстрее, то медленнее - со средней скоростью около семи километров в час - и к полудню прошли половину расстояния до острова. Не распрягая собак, сделали привал для завтрака, состоявшего из холодного мяса, сухарей и горячего чая. Ради приготовления последнего огня, впрочем, не разводили. Горюнов привез из столицы термосы, чтобы при дневных остановках не терять времени на разведение огня и кипячение воды. Эти чудесные сосуды каждый раз при их употреблении возбуждали восхищение каюров, пивших чай, горячий без огня, с особым удовольствием, словно священный напиток. Они ни за что не хотели поверить, что дело обходится без колдовства, когда при морозе в 30 градусов из холодного на ощупь сосуда выливался чай, обжигавший губы. В день выезда из Казачьего, когда в первый раз сделали обеденный привал и каюры собрались разводить костер. Горюнов подшутил над ними, заявив, что вскипятит чай в снегу скорее, чем они на огне. Когда они повесили свой чайник на огонь, он достал термосы, зарыл их наполовину в снег и через пять минут стал наливать горячий чай изумленным якутам. Горохов и Никифоров, которые были посвящены в секрет, покатывались от смеха при инсценировке этой шутки, слушая восклицания и наблюдая лица каюров. После завтрака двинулись дальше тем же порядком. Остров уже вырос в большую массу, закрывавшую северный горизонт и полого поднимавшуюся над белой равниной; видны были отдельные темные скалы среди снегового покрова и темные пятна в береговом низком обрыве. При закате солнца, преодолев последний торос, покатили во всю прыть - собаки прекрасно знали, что на земле будет отдых и корм, и при виде поварни, черневшей у подножия обрыва, завыли в восемьдесят голосов и пустились бежать, словно бешеные. Но у берега им пришлось умерить свой пыл, потому что осенние бури в начале морестава наворотили целый вал льдин, через который нарты перетаскивали опять по одной, прежде чем добрались до так называемого Малого Зимовья - избушки, построенной еще известным промышленником Санниковым, спутником и проводником Геденштрома, впервые описавшего острова в начале XIX века. Но столетняя избушка мало пострадала в этом холодном климате. Пропитанные морской солью стволы плавника только почернели и кое-где покрылись лишаями, а внутри были свежи. Немало промышленников находили приют в этой поварне по пути на остров или обратно, и все заботились об исправности ее двери, висевшей на кожаных петлях, и крыши, на которую нужно было время от времени подсыпать землю. Возле избушки была даже приготовлена куча плавника для топлива, что было очень кстати - не нужно было разыскивать его вдоль берега, выкапывая из-под снега. Скоро запылал костер на площадке возле зимовья, и красные отблески осветили высокую ледяную стену, которая далеко тянулась в обе стороны.
|